Акчай Емер заводит свой скромный коричневый Fiat – от автобусной остановки рядом с лесоперерабатывающим комбинатом в Эжвинском районе Сыктывкара до его фермы добираться минут десять. Емер сходу начинает эмоционально перечислять злоключения, произошедшие с ним за последние четыре месяца. Говорит сбивчиво, с акцентом. Несколько раз в речи проскакивают слова «миграционная служба», «Россельхознадзор», «депортация».
Но больше всего он говорит о ГИБДД. Рассказывает, как его машину первый раз остановили после того, как в конце ноября 2015 года турецкие военные сбили российский Су-24 на турецко-сирийской границе. «Они меня спросили: «Почему в самолет стреляли?» При чем тут я? Я же не государство. Я не политик. Почему я должен отвечать за это?» Такие встречи, по словам Акчая, повторялись несколько раз, а потом у него аннулировали вид на жительство и предписали уехать из России, где у него остаются жена и 16-летний сын.
Большие планы
На улице около ноля градусов. Моросит небольшой дождь, под ногами вода и грязь. Акчай просит немного сутулого Анатолия, разнорабочего на ферме, бросить деревянный поддон сразу за забором, чтобы перемахнуть через лужу. «Небольшую экскурсию проведу», – говорит Акчай и предлагает обойти коров, которые пасутся прямо у входа.
Слева длинное одноэтажное здание, рядом с которым стоит трактор. «Вот я и трактор купил, и всю технику купил», – рассказывает хозяин фермы, предлагая зайти внутрь. В большом помещении приглушенный свет и тепло, так что объектив видеокамеры сразу запотевает.
В вольере стоят телята, вокруг бегают козы и бараны. «Всего у меня 55-60 голов. К концу года планировал 100 голов», – разводит руками хозяин, показывая, что теперь это вряд ли случится.
Во втором здании навалены сено, доски, строительные материалы, пластиковые окна. Акчай закуривает сигарету: «Мы здесь начинали новый коровник делать, ремонт затеяли, но сейчас у меня нет времени, – показывает он каркас деревянного вольера, свисающие с потолка лампочки. – Здесь должно было стоять еще 50 коров. Мы могли тут за неделю сделать все, но сейчас уже нет возможности».
Акчай заходит в третью одноэтажную постройку – штаб. Всюду на полу детали оборудования, канистры, приборы, инструменты. Слева от входа – огромная печь. «Ничего здесь этого не было. Печь я поставил. А потом потихоньку-потихоньку все оборудовал», – он ставит чайник на кирпичи, а сам садится на большой диван рядом со столом и предлагает чай-кофе.
Рассказывает, что его дядя вместе с друзьями уехал в 1992 году за «длинным рублем» в Москву. Торговал куртками, мелочевкой – чем придется. Два года звонил племяннику и уговаривал перебраться в Россию, чтобы помогать. В 1994 приехал в Анталию и предложил Акчаю открыть в Москве пекарню. Идея понравилась, так как в родном городе к этому времени он уже успел открыть два цеха. Заказал оборудование, привез из Турции сотрудников. «В день мы готовили до 25 тысяч буханок», – вспоминает московские будни Акчай. Так прошло два года, после которых друзья позвали его в Сыктывкар. Тут они строили кардиологический центр, обещали помочь с работой.
В столице Коми Акчай тоже открыл пекарню, однако проработала она недолго. «Кризис в 1998 году случился. Стало невыгодно торговать хлебом, много затрат. Поэтому я решил заниматься лесом», – вспоминает мужчина. Возили «кругляк», но после введения госпошлины и это дело стало нерентабельным. Поэтому два с половиной года назад Акчай занялся фермерством: взял в аренду землю, купил скот и оборудование, начал делать ремонт. Строил планы, которые в одночасье рухнули – вместе со сбитым турецкими военными Су-24.
Выдавить любой ценой
Вид на жительство в России Акчай Емер получил 13 октября 2005 года. Его в соответствии с законом он продлевал каждые пять лет. В последний раз – в 2015 году, а значит, находиться в стране он мог до 2020-го.
Однако 4 декабря прошлого года в управление миграционной службы по Коми поступило письмо от заместителя руководителя управления ФСБ по региону, в котором отмечалось, что своими действиями Акчай Емер «создает угрозу безопасности России», поэтому его вид на жительство необходимо аннулировать. В документе особо подчеркивалось, что гражданин Турции 18 раз за последние три года привлекался к административной ответственности.
Действительно, Акчай 15 раз получил «административку» за нарушение правил дорожного движения. Однако сам он уверен, что неприятности начались только после сбитого на границе Турции и Сирии российского истребителя.
«Последние четыре месяца меня постоянно останавливали, причем как террориста, – Акчай показывает руками машину инспекторов ГИБДД, которая, по его словам, шла наперерез. – Первый раз он сначала спросил про самолет, а потом сказал: «У тебя номер грязный». А я говорю: «Он чистый». А он: «Не кричи».
В другой раз, по словам Акчая Емера, ему пытались выписать штраф за то, что он якобы чуть не наехал на бабушку. «Она шла в 10 метрах от машины. Я им (
инспекторам ГИБДД. – ред.
) говорю: «У меня видеорегистратор есть. Давайте посмотрим». Они мне: «Не кричи». Так ведь я не кричу. И так четыре месяца. У меня есть нарушения ГИБДД, но их «сделали». У меня за 22 года не было нарушений, – Акчай делает затяжку, вздыхает, поднимает глаза к потолку. – Мне обидно и больно было».
Еще два административных взыскания он получил за незначительное нарушение режима пребывания в стране, а последнее – за нарушение правил карантина животных и других санитарно-ветеринарных правил, что, по мнению ФСБ, является угрозой безопасности российских граждан. Об этом случае Акчай стал рассказывать, размахивая руками.
Через несколько дней после падения Су-24 на ферму приехала большая делегация – сотрудники ФСБ, ФМС и Россельхознадзора. Последние проверяли очень тщательно и нашли-таки два нарушения. Во-первых, в заборе, расположенном по периметру фермы, оказалась дырка. Вся территория огорожена бетонными плитами за исключением участка в несколько метров. «Я в Коми фермы знаю, там вообще не закрывают территорию», – возмущается Акчай. Вместо предложения заделать ее хозяин фермы получил взыскание. Второе нарушение – собака, на которую не оказалось документов. По словам Акчая, он стал подкармливать бездомного пса, который остался жить около фермы. Ему смастерили будку, посадили на цепь. «Это не моя собака. Мне жалко, я ее кормлю». А проверяющие: «Где на нее документы?» – пересказывает он диалог. По мнению сотрудников Россельхознадзора, и эта ситуация несет угрозу безопасности граждан.
Именно поэтому в управлении миграционной службы 8 декабря 2015 года аннулировали вид на жительство Акчая Емера. Ему направили письмо с предложением прийти в ФМС 29 декабря, где и сообщили о том, что у него больше нет законных оснований находиться в России.
На следующий день Акчай Емер нашел адвоката и обратился в Сыктывкарский городской суд, потребовав признать незаконным решение об аннулировании вида на жительство. Процесс длился два месяца. В начале марта суд встал на сторону ФМС. «Оценив предоставленные по делу доказательства в их совокупности, суд приходит к выводу о том, что, получив от управления ФСБ России по Республике Коми информацию о том, что Акчай Е. своими действиями создает угрозу безопасности Российский Федерации, Управление ФМС России по Коми обоснованно аннулировало его вид на жительство», – написано в решение суда.
Акчай делает глоток чая из небольшого восточного стакана и говорит, что подал апелляционную жалобу, рассмотрение которого должно состояться 5 мая. Но поскольку ему пригрозили, что вышлют из страны насильно, купил билеты на 10 апреля. Хотя буквально на днях решил отложить еще на несколько дней вылет из-за того, что произошло с его другом из Турции. Он также прожил несколько лет в Сыктывкаре, открыл пилораму, но в начале 2016 года у него аннулировали вид на жительство и попросили покинуть Россию.
«В миграционной службе он спрашивал, нужны ли какие-то документы еще. Ему ответили, что нет. Надо просто показать бумагу из ФМС и все. А друга остановили на таможне и оштрафовали. Оказывается, нужна транзитная виза. Я сейчас подал документы на эту визу, и новый билет купил. 20 апреля поеду в Стамбул», – говорит Акчай.
Какой терроризм?
На ферме помимо Акчая работают еще пять человек. Один из них раньше был бродягой, другой жил на свалке. Но теперь у них есть работа и кров. Ночуют здесь же, на ферме. За старшего у них Анатолий. С виду ему лет 40, худое лицо, морщины на лбу, открытая улыбка, опрятная одежда. «Он очень добрый, – рассказывает Акчай. – Днем здесь я хозяин, а вечером – он. Ничего здесь не трогает, не крадет, потому что знает, что я сделаю все, что надо».
«Как мой день проходит? – Анатолий смущается. – Когда в пять, когда в шесть утра встаю. Печку затопишь, уберешься. А потом работаешь целый день. Так дела и идут. Ой, да что здесь интересного?»
Анатолий выходит из комнаты, Акчай наливает еще одну чашку чая. Что будет с фермой, когда он уедет, не знает. Кого оставить за главного и как ему платить, пока не решил.
«Какой терроризм? Мне 56 лет, сыну – 16», – в нашей беседе он чаще всего говорит про сына. Рассказывает, что Дениз хорошо учится в школе, понимает турецкий, только почти не говорит, помогает в домашних делах родителям.
«У него друзья были. Я ему говорю: «Иди, посмотри, что твои друзья делают (
около подъезда. – РС
)». Они курили и пили пиво. И если бы я ему ничего не сказал, он бы тоже так делал. Он говорит: «Да, спасибо». Отец должен так поступать. Отец – это отец. Он должен быть рядом», – кажется, Акчай стал говорить гораздо тише.
Он заверяет, что если решение сыктывкарского суда не пересмотрят, то намерен присылать семье деньги. Как минимум до конца сентября 2018 года – именно такой срок указан в уведомлении УМФС о запрете въезда на территорию России.
Только после этого Акчай приедет в Сыктывкар. Или сын, которому исполнится 18 лет, сможет навестить отца в Турции.
«Это не мой штраф, это штраф моего сына. Ему сейчас 16 лет, и он два года не сможет приезжать ко мне в Турцию. Я не политик, не нарушитель, а отношение такое», – говорит Акчай, добавляя, что ради семьи готов обратиться в Европейский суд по правам человека. Но заявление, вероятнее всего, напишет уже в Стамбуле.
Радио Свобода
