Почему авторитарные лидеры забывают про экономику, и почему чем малообразованнее и ограниченнее люди, тем больше они склонны участвовать в поддержке авторитарных режимов, извлекая из этого выгоду для себя
Некоторые исследователи обращают внимание на то обстоятельство, что экономические показатели и продолжительность пребывания правителей у власти связаны между собой. Такая закономерность, в частности, выведена в работе «Эффект диктатора: как продолжительность правления влияет на экономическое развитие в Африке и на Ближнем Востоке» исследователей из Утрехтского университета Ясона Папаиоанну и Яна Лаутена ван Зандена.
Вполне возможно, что и стремление оставаться на своем посту, и низкие темпы экономического роста становятся результатом ошибок, совершенных правителем в прошлом. В недавнем обзоре указывается на взаимосвязь, в которой именно совершенные ошибки становятся причиной стремления к сохранению власти: раз оступившись, правитель опасается преследования в том случае, если оставит свой пост, и потому стремится оставить за собой власть как можно дольше, переставая обращать внимание на экономические проблемы.
Уверовав в силу режима и в отсутствие ответственности за совершенные проступки, чиновник лишается стимулов избегать этих проступков
Однако возможна и обратная взаимосвязь: однажды уверовав в отсутствие временных границ для своей власти, а следовательно, и в отсутствие какой-либо ответственности за совершенные проступки, чиновник лишается стимулов их, этих проступков, избегать.
В своей книге «Политика авторитарного правления» Милан Сволик, профессор Университета Иллинойса в Урбане-Шампейне, использует понятие нетрансферабельных инвестиций в похожем контексте. Чтобы лучше понять, что такое нетрансферабельные инвестиции, давайте рассмотрим простой, хотя и не очень приятный пример.
Представим, что в 1976 году молодому жителю аргентинской столицы Раулю Фернандесу сделали предложение присоединиться к одному из секретных карательных отрядов пришедшей к власти военной хунты.
С одной стороны, даже рядовая должность в таком отряде обеспечит его жалованьем, освободит от прохождения унизительных досмотров на пунктах контроля и даст пусть и небольшую, но власть. С другой стороны, все эти блага и привилегии, разумеется, потребуют от Рауля участия в карательных операциях, арестах и пытках. Иными словами, от Рауля потребуют сделать нетрансферабельные инвестиции в режим военной хунты. Они нетрансферабельны потому, что в отличие от врача, в услугах которого нуждаются в любой стране и при любых режимах, заслуги карателя Рауля будут давать отдачу только здесь, в этой стране, и только сейчас, пока хунта находится у власти. Если, совершив преступления, Рауль уедет в другое государство, он может подвергнуться преследованию со стороны международной правовой системы. А если в его стране сменится режим, то арестовать и судить его могут уже дома. Рауль может сделать свой небольшой вклад в стабильность режима, но контролировать его устойчивость целиком он, разумеется, будет не в состоянии.
Совершая преступления ради режима, Рауль получает большую долю в распределяемых хунтой благах и привилегиях. Однако в случае смены режима его ждет расплата
Поэтому перед Раулем возникает дилемма: совершая преступления ради режима, он получает большую долю в тех благах и привилегиях, которые контролирует военная хунта. Однако в случае смены режима его, возможно, ждет суровая расплата. Чтобы сделать выбор, Раулю нужно оценить развитие событий в будущем. Например, сделать оценку вероятности падения режима в последующие годы, возможности бежать в какое-то безопасное место или вероятности того, что при новом режиме его будут преследовать за совершенные преступления.
Как показывает история, сделать правильную оценку рисков в подобном положении оказывается совсем не просто. Если режим находится на пике своего могущества, создается впечатление, что подавляющее большинство его слуг просто проецируют сегодняшнюю ситуацию на будущее, полагая, что им абсолютно ничто не угрожает.
Достаточно вспомнить «Банальность зла» Ханны Арендт, где описывается, как нацистские карьеристы лишь на исходе 1944 года начали саботировать приказы о продолжении Холокоста, понимая, что режим вот-вот рухнет, далеко не всем из них удастся бежать и их, скорее всего, будут судить. Вполне вероятно, что в довоенном 1938 году лишь незначительное число нацистов были способны сделать вывод о том, что в течение ближайшего времени их режиму действительно едва ли что-то угрожает, однако через 5–10 лет в крайне турбулентной Европе того времени с режимом может случиться всякое и, значит, нужно вести себя аккуратнее и стараться избегать преступлений. Подавляющее большинство нацистов, наблюдая текущее могущество режима, просто проецировали эту ситуацию на будущее. Они полагали, что это могущество будет сохраняться еще очень долго и, следовательно, они надежно защищены от преследования.
Однако похожая дилемма может возникнуть не только перед Раулем, но и в других ситуациях. Например, в стране, где институты, отвечающие за разделение власти, неустойчивы и их сравнительно легко демонтировать, власть может в конечном итоге оказаться сконцентрированной в одних руках. Скорее всего, этому тем легче случиться, чем лучше по тем или иным причинам идут дела в экономике.
Популярность и концентрация власти делают статическое положение правителя действительно прочным. Как результат, сравнительно высокий политический капитал и персонализация власти могут вдохновить правителя на другие шаги. Он может делать другие нетрансферабельные инвестиции. Например, увеличивать личное благосостояние, занимаясь коррупцией. Или усиливать личную власть, ее юридическую устойчивость во времени, например за счет отмены ограничений на число президентских сроков для одного человека. Возможно, что-то похожее мы недавно наблюдали в соседней Турции, однако там политические институты пока оказались устойчивыми к дальнейшему демонтажу.
Совершенно другое дело, когда политическая система, будь она демократической, как в США, или авторитарной, как в Китае, подразумевает обязательный уход главы государства со своего поста после 8–10 лет пребывания у власти. И делает почти невозможной персонализацию власти ради отмены этого правила. В такой ситуации правитель, скорее всего, не будет совершать нетрансферабельных инвестиций, потому что его эпоха необратимо завершится, из-за чего шанс, что ему придется нести ответственность за совершенные проступки, становится заметно выше. Это может послужить хорошим стимулом для того, чтобы использовать время во власти на трансферабельные инвестиции. Например, провести экономические реформы, в результате которых экономика станет заметно богаче. Такие результаты конвертируются в международное признание лидера, которое, возможно, останется не только на страницах газет и журналов, но и перейдет в учебники истории.
Иван Любимов — Slon.ru
