Магеррам Зейналов в свои 36 лет плохо пишет и медленно читает. Причину того, почему он — журналист с высшим образованием так и не научился бегло читать, узнал буквально несколько лет назад, совершенно случайно от знакомого психиатра.
«В школе я читал хуже всех, писал хуже всех, —
вспоминает Магеррам.
— По всем предметам у меня было больше пятерок, несколько четверок и сразу двойка по языку. И учитель недоумевал, почему же он такой неграмотный»
.
В том, почему у Магеррама такие проблемы в школе, с чем они могут быть связаны и как их решать, никто тогда разбираться не стал. И если бы не знакомый психиатр, возможно, Магеррам так бы и не узнал, что у его проблемы есть конкретное название — дислексия.
«Когда я ему сказал, знаешь, я одну книгу читаю неделю и мучаюсь, когда читаю, он мне говорит — чувак, у тебя дислексия, —
рассказывает Магеррам.
— И тогда у меня произошел такой флэшбэк, я начал вспоминать, что в первом и во втором классе я читал медленно»
.
Дислексия – это нарушение письменной речи, которое характеризуется сложностями в усвоении и выполнении навыка чтения. Человек, страдающий дислексией, затрудняется овладеть навыками чтения и письма, несмотря на достаточный для этого уровень интеллектуального (и речевого) развития.
Как распознать дислексию?
«О том, что ребенок — дислексик чаще родители узнают в 6-7 лет, то есть где-то в первом, во втором классе средней школы, когда ребенок учится писать и читать»,
— рассказывает Мейдан ТВ Лола Преображенская, детский психолог, специальный педагог, руководитель пражского детского центра игры и психологической поддержки «Белый Кролик».
Но, по ее словам, наблюдая за ребенком еще в более раннем возрасте, родители могут распознать наличие дислексии уже в 2-3 года.
“Если до трех лет у ребенка не появилась речь — это уже звоночек. Даже с двух половиной лет надо бить в колокола и заниматься с логопедом, чтобы предотвратить дальнейшие проявления дислексии, —
объясняет детский психолог.
— Дальше мы обращаем внимание на то, может ли ребенок различать звуки. Например, в словах, нужно обращать внимание на это. Понимает ли ребенок на какой звук начинается слово, на какую букву начинается слово? Скажем, такие нейропсихологические упражнения тоже могут помочь. Берем и соединяем большой палец со всеми другими пальцами на руке, смотрим, может ли ребенок повторить за нами это упражнение. Кроме того, такие дети часто не могут запоминать какие-то последовательности. Например, дни, недели, месяцы в году, то есть и это уже у маленьких детей можно проверить. Это тоже может быть звоночком”.
Лола Преображенская также отмечает, что дислексия чаще всего является генетической предрасположенностью.
«Ученые уже давно говорят о том, что дислексия передается по наследству, —
рассказывает психолог.
— Еще есть мнение, что дислексия часто встречается у мужчин, чем у женщин. И это как-то связано с тестостероном».
Магеррам допускает, что и в его семье дислексия наследственная.
«Я думаю, что и у моего отца была дислексия, так как он читал медленно и был достаточно неграмотным человеком, но тогда это просто никто дислексией не называл. Говорили, что человек ленивый, ну или рассеянный, —
рассказывает он.
— А вот у брата ситуация с дислексией еще хуже, чем у меня. Он до сих пор читает очень плохо. Моему сыну 8 лет, он читает лучше, чем мой брат, которому 32 года. Потому что он до сих пор читает по буквам, и он просто не умеет писать, он ужасно пишет».
О дислексии в Азербайджане не говорят и сейчас. Многие просто не знают, что это такое.
«Дислексию у нас все еще воспринимают, как лень, рассеянность. Когда я, например, говорю знакомым, что у меня дислексия, мне отвечают — да это просто рассеянность. Такой проблемы не существует, ты сам ее придумал».
Учеба как мучение
Елене Даниловой, тогда еще преподавателю иностранных языков, понять, что ее ребенок дислексик, помог интернет. Сейчас уже директор Социального центра дислексии в Казахстане и специалист по трудностям обучения Елена рассказывает свою историю установления дислексии и преодоления связанных с ней проблем.
«Когда дочка пошла в первый класс вроде все было нормально с учебой, —
рассказывает Елена.
— Но уже во втором классе мы поняли, что у ребенка начались проблемы с чтением. То есть это неуспевание по технике чтения, это проблемы с письмом, это непонимание текста, это, например, неумение выучить стих. То есть стихи мы учили по каким-то строчкам, по образному ее мышлению, рисовали картинки».
И уже к третьему классу мама поняла, что это
«не просто проблема недоученности, неправильного обучения, или чего-то другого»
.
«Мы с ней часами сидели за домашними заданиями, это было мучение и для меня, и для нее, это выход из комнаты в слезах, и ребенок плачет, и мама плачет, ну в общем очень серьезная психологическая обстановка была у нас с ней»,
— вспоминает Елена.
Но с более серьезными психологическими проблемами девочка столкнулась в школе.
«Когда в классе она начинала читать вслух, вокруг смеялись, говорили — может, Лере сегодня не будем давать читать, не то она полчаса будет сидеть читать. Это некая такая детская ирония, которая сильно била по психологическому состоянию ребенка. Она, бывало, утром просыпалась и говорила мне — мама, я не хочу идти в школу. Начинаешь спрашивать — в чем причина, Лерочка, может быть поговорим об этом, она отвечает — надо мной в школе будут смеяться. Это было как раз начала третьего класса, когда все дети уже научились достаточно бегло читать. И для меня, как для матери, это было как ножом по сердцу», —
рассказывает Елена.
Параллельно у девочки возникли и социальные проблемы, так как из-за этой своей особенности девочка закрылась от своих одноклассников и почти не общалась с ними.
Goggle в помощь
Елена обратилась к логопеду, который не выявил у девочки никакой проблемы.
И тогда на помощь Елене пришел Google. «Покопавшись» в интернете она выяснила, что у ребенка может быть дислексия. После чего мама приступила к более глубинному изучению вопроса.
Тогда Елена решила обратиться к специалистам.
«Начала искать — какие же методы коррекции могут быть для ребенка с такой особенностью. К сожалению, на самом деле, я ничего не нашла,
— рассказывает Елена. —
То есть к психологу мы обращались, никаких результатов, к логопеду обращались — никаких результатов, водили ее на курсы скорочтения, тоже никаких результатов. Как ребенок пришел на курсы скорочтения — 35 слов, а через полгода вышел — 36 слов. Они разводили руками, говорили — ребенок хороший, что делать, не знаем»
.
Уже в Москве дочери Елены официально поставили диагноз «дислексия». Уже в Казахстане она обратилась к специалисту. Проблемами дислексии занимаются логопеды-дефектологи, социальные педагоги-дефектологи, а в последнее время также неврологи и нейропсихологи.
«Что для меня стало удивлением, это то, что ребенок в течении полугода полностью изменился, —
делится впечатлениями Елена. —
То есть прошла она коррекцию и через какие-то первые три месяца мне учителя начали говорить, что ребенок начал слышать. Они говорят — вы что сделали с ребенком, ваш ребенок начал видеть и слышать нас»
.
Дислексия — не приговор
Но больше всего обрадовало тогда Елену то, что «ребенок перестал заморачиваться».
«Да, дислексия есть, она это знает, она приняла, что это ее особенность. У нее нет скорочтения, она читает медленно и вдумчиво. Она мне говорит — мама, я знаю теперь, где мои сильные и где слабые стороны. Слабые я буду перекрывать сильными. Она у меня превосходно рисует комиксы, и вполне удовлетворена своим положением. И с удовольствием говорит о том, что она — дислексик»
.
Магеррам Зейналов — журналист, письмо и чтение его постоянная работа. Но, как говорит, сам Магеррам, для него, как для дислексика — это был правильный выбор.
Так как проблемой Магеррама никто не занимался, он сам решил взяться за себя и принять свою дислексию, как вызов.
«Я очень люблю читать книги, но читаю очень медленно, и это вызывает большие трудности. Поэтому я книги слушаю. Я очень неграмотно пишу. Но я считаю так — у тебя плохо с языком? А ты его сделай частью своей работы. Ты просто к этому начинаешь относиться как к челенджу. Это лучший способ решить проблему»,
— считает Магеррам.
Дочери Елены Даниловой сейчас уже 12 лет. И, как мама дислексика, прошедшая долгий путь от установления проблемы и решения ее, она советует родителям быть более внимательными к особенностям детей, не игнорировать их. Дислексию нельзя искоренить. Но стараться улучшить жизнь ребенка с таким диагнозом можно и нужно.
„Ни в коем случае не оставляйте это так, что вот он научится, ничего страшного,
— советует Елена. —
Потому что это не только учебные навыки. Это влияет абсолютно на всю жизнь ребенка, абсолютно на все. То есть начиная с психологического состояния, а потом и до социального дистанцирования. Я не говорю, что так будет со всеми детьми, но испытывать серьезные проблемы или же хотя бы среднего уровня проблемы социализации и с психологическим состоянием будут, как минимум, 50 процентов таких детей”
.
При поддержке Медиасети