Материал Hromadske
Пытая и уничтожая украинцев, россияне применяют те же практики, что и десятки лет назад: истязают и сажают людей с активной проукраинской позицией, пытаются стереть идентичность и сломать психологически.
В плену у россиян по сей день остаются сотни украинских женщин — военных и гражданских. 17 октября в рамках обмена Украине удалось вернуть 108 из них.
В этом тексте мы вместе с исследовательницей Оксаной Кись сравниваем два опыта: воспоминания женщин-политзаключенных ГУЛАГа и современные свидетельства освобожденных украинок.
* * *
«Ситуация, в которой сейчас оказываются украинские пленные женщины, мне кажется, значительно худшей, чем это было во времена ГУЛАГа», — говорит Оксана Кись. Она исследует женскую и гендерную проблематику в рамках украинской истории и исторической этнологии, в частности, и повседневную жизнь украинок-политзаключенных ГУЛАГа.
Исследовательница отмечает: есть вещи, которые объединяют эти два опыта, впрочем, есть и то, что их существенно отличает:
«ГУЛАГ был пенитенциарной системой, государственным институтом. Структура, существовавшая в рамках хоть и преступного, но законодательного поля Советского Союза сталинского времени. Деятельность ГУЛАГа определяли различные официальные нормативные акты, документы, постановления, регламенты, которые регулировали аспекты функционирования этой структуры, в том числе, условия содержания и права заключенных. Конечно, администрация лагерей, охранники, конвоиры нарушали их. Впрочем, известно, что в некоторых случаях заключенные писали жалобы, пытались апеллировать в высшие государственные инстанции. По крайней мере, формально существовали какие-то устоявшиеся правила, на соблюдении которых теоретически можно было настаивать — например, право написать два письма родным в год.
Сейчас наших пленных содержат, в частности, на территориях, которые находятся вообще вне закона, вне какого-либо правового поля, в никем не признанных квазигосударственных образованиях, где царит право силы — в колониях “ДНР” и “ЛНР”. Там не действуют никакие государственные институты, не от кого требовать или ожидать соблюдения каких-либо прав или норм. У нас нет списков, кто именно находится в плену у россиян, где их содержат, в каком они статусе, в каких условиях. В этом случае возникает ситуация полного бесправия узников и неограниченного произвола со стороны тех, кто наделен властью, у кого в руках оружие или другие ресурсы, которыми они могут манипулировать. Пленные абсолютно бесправны, зависимы от личных волюнтаристских решений тех, кому принадлежат власть и сила».
«Я очень волновалась, чтобы меня не побрили. Для меня это было страшнее, чем умереть»
Освобожденная из плена учительница Виктория Андруша на своей первой публичной пресс-конференции сидит с аккуратно заплетенными и уложенными волосами. Она рассказывает журналистам о своем опыте пребывания в российском плену. В марте оккупанты похитили ее из родительского дома в Черниговской области. Они нашли в ее телефоне сообщения из чат-ботов о передвижении российской техники и обвинили в том, что она наводчица.
Женщину перевозили из одного места лишения свободы в другое и не давали родственникам информации, где ее содержат.
«Каждый раз, когда мы прибывали на новое место, нас осматривали медсестры. Проверяли волосы, раздевали догола. В СИЗО все должны были пройти “санитарную обработку”. Во время нее мужчин стригли наголо и очень часто этим же угрожали девушкам. Мне тоже. Но потом один сотрудник кому-то позвонил по телефону и сказал, что мне оставят волосы. Еще целый месяц меня травили, угрожали, что все-таки обреют», — говорит женщина.
Военный медик Марина Голинько, которую освободили из плена вместе со 107 женщинами 17 октября, рассказывает нам в интервью о похожих вещах. россияне постоянно угрожали обрезать женщинам волосы.
«Я очень волновалась, чтобы меня не обрили. Для меня это было страшнее, чем умереть. Нас периодически этим пугали. Нам не разрешали заплетать косы. У нас не было расчески, шампуня, волосы мыли мылом в Таганроге. А они ж торчат в разные стороны.
Потом они сказали, что если еще у кого-нибудь увидят косу, то побреют наголо. Почему так нам не объясняли — возможно, они хотели, чтобы мы выглядели как какие-то страхолюдины. Но мы все равно заплетали косы, а перед проверками распускали».
Очевидно, что подобные угрозы со стороны российских надзирателей не были пустыми словами. Первые военнослужащие, которых обменяли еще весной, вернулись домой с обритыми наголо головами.
Оксана Кись отмечает, что принудительное бритье и запрет ухаживать за волосами — один из инструментов унижения женщин, известный во многих традиционных культурах, в том числе и украинской, как практика публичного осрамления за нарушение норм морали.
«Часто очень короткая стрижка волос была способом наказать женщину или девушку за недозволенное обычаем сексуальное поведение — потерю целомудрия до брака или прелюбодеяние (супружескую измену). Это способ публично посрамить женщину, маркировать ее как грешницу. Известны случаи публичного бритья француженок, имевших отношения с немецкими оккупантами после войны. И я предполагаю, что сейчас имеет место именно эта практика — совершить над украинками такое символическое унижение, причинить дополнительные моральные страдания нашим пленницам».
Для женщин-политзаключенных ГУЛАГа требования брить голову не существовало, говорит исследовательница. Однако когда они попадали в лагерь, им принудительно брили все покрытые волосами части тела, в том числе интимные места.
«Это была очень унизительная и болезненная процедура, потому что ее выполняли мужчины. Это было якобы обосновано гигиеническими санитарными правилами. Я не уверена, поступали ли подобным образом с нашими заложницами в российском плену».
Женщины в ГУЛАГе пытались любыми способами сохранить свои волосы на голове, хотя фактически не имели возможности за ними ухаживать. Они теряли их из-за нехватки витаминов, питательных веществ, голода, должны были постоянно бороться с вшами.
«Когда мы смотрим на фотографии женщин сразу после освобождения в 1953-1955 годах, а именно таких фото больше всего, то видим женщин с прическами, с длинными волосами. В тех условиях это стоило огромных усилий. Это значит, что сохранить волосы и после освобождения снова выглядеть как обычная женщина, было важным для заключенных».
«Был еще один палач, приходивший поиздеваться над “бандеровкой”. Он любил бросать меня на пол и танцевать на животе…»
Анна Позняк-Скрипюк писала в своих воспоминаниях о лагерях ГУЛАГа: «Начались еще более страшные побои. Меня допрашивали ночью на втором этаже, привязывали за косы к спинке кресла и били по носу пальцами, или по голове револьвером (…) Меня подвесили вниз головой, а это очень тяжело, потому что кровь давит на мозг, в ушах трещит, кажется, что сейчас лопнет голова, глаза вылезают из орбит, язык вываливается изо рта — и страшная боль (…) Был еще один палач, приходивший поиздеваться над “бандеровкой” (…) Он любил бросать меня на пол и танцевать на животе…».
В основном женщины подвергались физическим пыткам на этапе следствия, во время допросов, когда из них пытались выбить показания перед судом, рассказывает Оксана Кись. После того как осужденные попадали в лагеря ГУЛАГа, им приходилось терпеть побои, кражи, унижения со стороны уголовников, находившихся с ними в одних бараках, на одних зонах.
«Политических заключенных рассматривали как дно советской системы, они считались хуже убийц, насильников и грабителей. Они “предали родину”, были “врагами народа” — это самое страшное преступление! Поэтому криминальные преступники чувствовали себя выше их и даже уполномоченными “наказывать” их своим преступным способом. Администрация, конвойные закрывали глаза на эти издевательства», — рассказывает исследовательница.
Женщины, освобожденные из нынешнего российского плена, мало рассказывают о физических издевательствах со стороны россиян.
«Ты только слышишь крики людей, которых пытают, и самое страшное — вдруг не услышать знакомый голос», — говорит волонтер, правозащитница Людмила Гусейнова на первой публичной пресс-конференции о своем пребывании в донецкой пыточной тюрьме «Изоляция».
Наталья Зеленина, взятая в плен в 2017 году в оккупированной Донецкой области, рассказывает — к ней силу не применяли, но на ее глазах пытали мужчин. Выбивали из них признание, что Наталья продавала им наркотики (именно по этой статье обвиняли женщину).
Оксана Кись предполагает, что, вероятно, прошло еще слишком мало времени, чтобы женщины открыто говорили о том, что происходило с их телами в местах лишения свободы. Более того, они могут столкнуться с осуждением в обществе.
«Как показывает и опыт других стран, и опыт ГУЛАГа — женщины очень уязвимы в условиях несвободы не только из-за того, что их могут избивать, но также из-за своей сексуальности. Сексуальное насилие чаще всего применяется именно к женщинам как инструмент, чтобы сломить личность. Чтобы сломить свободу. Для женщины изнасилование — это очень травматический опыт, от которого не каждая может оправиться, восстановиться, справиться».
В воспоминаниях женщин ГУЛАГа фактически нет упоминаний об изнасилованиях в лагерях. Оксана Кись рассказывает, что во время своего исследования встречала только воспоминания женщин, которые были свидетелями изнасилований.
«Это одна из самых табуированных тем в воспоминаниях о ГУЛАГе. Если о случаях принудительного обнажения, вуайеризма (подглядывания за женщинами в бане или туалете) бывшие невольницы вспоминают, рассказывают, как болезненно и стыдно им было, то о случаях сексуальных домогательств, сексуальной эксплуатации в форме проституции для выживания, изнасилований (в том числе и групповых) упоминаний очень мало. В украинских воспоминаниях я наткнулась лишь на два упоминания о таких событиях, и в обоих случаях речь шла о случаях, когда рассказчицы были свидетелями изнасилования, а не жертвами. Однако исследователи женского опыта в ГУЛАГе считают, что такие рассказы на самом деле могут быть безопасным способом опосредованно сообщить о пережитом лично».
Недавно Мониторинговая миссия ООН опубликовала свой отчет, в котором говорится об обращении с военнопленными. Они опросили, в частности, 20 женщин, освобожденных из российского плена.
Те, которых содержали в Еленовской колонии, сообщили, что не подвергались физическому насилию, но страдали от психологических мучений. Они слышали крики пленных мужчин, которых пытали в соседних камерах. Одна из женщин рассказала: «Я до сих пор не могу выдержать звук клейкой ленты. Охранники использовали ее, чтобы обездвижить своих жертв и начать их пытать».
«Несколько находившихся в других местах женщин рассказали, что во время допросов их избивали, пытали электрическим током и угрожали сексуальным насилием. Они также подвергались унизительному обращению, которое представляет собой сексуальное насилие, — например, когда их заставляли обнаженными перебегать из одной комнаты в другую в присутствии охранников мужского пола», — говорится в отчете.
В тексте мы использовали воспоминания женщин-политзаключенных ГУЛАГа, опубликованные в монографии Оксаны Кись «Украинки в ГУЛАГе: выжить — значит победить».
Материал создан при поддержке «Медиасети».
