Триада такая зацепилась, никак не освобожусь, да и надо ли? занятно придумали острословы:
«Пушкин — наше всё, Церетели – наше везде, Путин – наше всегда!
О Пушкине потом, а вот Зураб Церетели – это нечто грандиозное, и тут же строка из песни, хочешь – не хочешь, а не отвяжутся ни слова, ни мелодия:
Всё выше, и выше, и выыыше!..
– там далее «с
тремим мы
, так сказать,
полёт наших птиц»,
а тут скульптурный замысел, такой размах: вонзить в небо Питера восьмидесятиметрового Иисуса! Выше
Адмиралтейского столпа!
А что? Есть же Эйфелева башня!.. Глядишь – и воздвигнется у нас тоже нечто подобное!.. Церетели – непобедим: добьётся своего! Всё бы ничего, если есть что-как-где, к тому же позволяет нынешняя структура страны с её триединством
самодержавие + православие + народность.
Впрочем, неувязка тут одна вышла, нарушение как бы этических представлений: иду по писательскому городку Переделкино мимо красивого домища Церетели (он купил его в своё время у родичей умершей Нади Леже, вдовы знаменитого французского художника: ей сам Брежнев подарил гектар земли в Переделкино в ответ на её щедрость – дар некоторых картин Фернана Леже), да, иду и вдруг на заборе – доска: «Дом-музей Зураба Церетели»… — но позвольте, при живом-то хозяине дом-музей?! Вот и растолкуй публике в разумение пушкинскую строку с думами героя: «мой дядя самых честных правил», читай – осёл, и что «уважать себя заставил», то бишь покинул сей мир!..
Сосед мой в Переделкино Евгений Евтушенко в этом смысле не нарушил общепринятых норм, сообразил назвать свой дом на участке Литфонда не «Домом-музеем» а «Домом-галереей Евгения Евтушенко»!
А теперь о третьем в триаде, но прежде, коль скоро речь зашла о «заповедном» Переделкино, о том, что некогда по инициативе наивного мечтателя Максима Горького был тут создан «писательский городок», и романтику думалось, что творящая чудеса страна социализма расширит здешнюю речушку Сетунь, превратив её в подобие полноводной Волги, и к советским писателям станут приплывать флаги разных стран!.. А ведь по велению властей сегодня вовсе вычеркнуто словосочетание «писательский городок», даже само название Переделкино изъято-исчезло в почтовых отправлениях, адресных службах!.. Доказательства? А вот: в течение тридцати лет мой адрес был: «Московская область, Переделкино, Писательский городок», а ныне, шито-крыто, и безо всякого обоснования, никаких следов, адрес кардинально изменился: «Город Москва, поселение Внуковское, посёлок ДСК «Мичуринец» (!? есть такой симпатичный ДСК, примыкающий к писательскому городку), улица…» — а номер вовсе не дома, а… участка!.. Меня вообще-то и в советские годы удивляло, что административные службы Переделкино находятся-размещаются по… трём железным дорогам: по Киевской поссовет, налоги, по Белорусской – газовая служба, а по Павелецкой — администрация!.. Такая вот нелепость!..
А Путин… Что ж, победителей не судят, хотя песнь ещё не допета, в чем вспоминается а ля философия перестроечных времён, и сегодня не утратившая смысла и отчётливо проступающая: Россия, дескать, была и остаётся (сюда я бы добавил и многие страны СНГ, в том числе, и свою родину Азербайджан) своеобразным опытным полем для человечества (уточняли тогда в модном религиозном ключе, что это — эксперимент Самого Всевышнего), где испытывается идея, как не надо жить. Антиподом России выставлялась тогда напоказ Америка: мол, демонстрируется как надо жить, хотя за истекшие годы и там, и на Западе в целом пошатнулись кое-какие устои-опоры известной триады Свобода-Равенство-Братство.
Отвлёкся, но вернусь… — нет, не к Путину, ибо добавить нечего, а к Пушкину. Да, одно удовольствие читать «Евгения Онегина», а если не спится, повторять и повторять, и часто всплывают строки сего дня:
мы все учились понемногу
… Или про
низкое коварство
, и так далее, и тому подобное… Кстати, Пушкин так долго занимал и занимает поныне моё воображение, что однажды… он мне приснился: комната в каком-то общежитии, едим-пьём, является один к застолью и устало говорит: «Измотал меня Пушкин!» — весь день, мол, он сопровождал его, такое общественное поручение.
«Как? С самим Пушкиным?!» – спрашиваю. А он мне, мол, ничего особенного и что непременно должен к трём часам вернуться и сменить напарника. «Можешь, — предлагает мне, — пойти вместо меня».
Жду-не дождусь, а потом, волнуясь, иду по длинному коридору, стучусь в нужную дверь, вхожу и… Пушкин!
Захлёбываясь от восторга, что-то путанно говорю, не находя нужных слов, чтобы выразить чувства: «Вы, великий, такого второго…».
А он мне: «Не надо, оставьте, успокойтесь!»
«Нет, Вы…»
Перебивает меня: «Да что Вы в самом деле заладили?»
А я: «Знаете ли, из какого я времени?»
Тут Пушкин вдруг вспыхнул и зло: «Да умолкните, наконец! Какие глупости!»
Напарник знаки мне делает, потом подходит, мол, оставьте его, шепчет на ухо уже у двери, выпроваживая меня: «Как можно говорить ему такое, он ведь в своём времени!»
… Записав давний этот сон, помню, подумал тогда же: не слишком ли тяжкое бремя в назидание другим я взваливаю на плечи бедного Пушкина?
Статья отражает точку зрения автора, которая может не совпадать с позицией Мейдан ТВ
