Материал был опубликован на сайте
Hromadske
Уголовные дела, вызовы в полицейские участки, избиения и угрозы — вот с чем сталкиваются в своей стране белорусы, которые решились выступить против Александра Лукашенко. Некоторые из них из-за преследований вынуждены временно покинуть страну. Убежища они ищут, в том числе и в Украине. Кто им помогает, чего они ожидают и когда планируют возвращаться — в материале hromadske.
«Я обязательно вернусь в Беларусь, и меня не волнует, кто там будет президентом»
Алексей Кузьмич, белорусский художник. Во время голосования в день выборов 9 августа он устроил перфоманс — нарисовал на избирательном бюллетене мужской половой орган. Опасаясь уголовного дела, он покинул Минск.
Это была акция к выборам президента Беларуси. Я хотел показать весь абсурд этого ритуала. Это действительно религиозный ритуал, когда электорат воспринимает людей, борющихся за власть, как какие-то божества. На бюллетене я нарисовал мужской половой орган как символ животной доминантности, которая присутствует в этом религиозном экстазе. Потом была вторая часть. Я вышел к силовикам, когда колонна с техникой и спецназом начала двигаться на протестующих, и меня пытались убить. Я постоял там секунд 20, и в меня начали стрелять и бросать гранаты.
Мне удалось остаться невредимым, но уже на следующее утро ко мне домой пришли трое людей в масках. Начали ломать дверь. Забрали в полицейский участок. Оттуда я попал на Окрестина (Центр изоляции правонарушителей на улице Окрестина в Минске), меня били и пытали.
С задержанными обращались очень жестоко. Если находили, например, каску, — били, ставили на колени, заставляли петь гимн Беларуси, целовать дубинки.
Выбрался я оттуда случайно — нас загнали во дворик, потому что в камере уже не было места, и туда пришли врачи. Они искали людей, которым нужна была помощь. Очень спешили, потому что их самих разгоняли силовики. Нас было около ста человек. Я стоял с краю, и врачи выбрали меня, хотя были люди с более серьезными травмами. Скорая увезла нас в больницу, оттуда я пытался поскорее выписаться, чтобы снова не попасть в тюрьму.
Потом мне сказали, что против меня пытаются сфабриковать дело по статье о порнографии. За порнографию у нас не предусмотрен административный арест, за это сразу дают уголовную статью. В своих акциях я использовал тему половых органов, поэтому и хотели возбудить дело.
Я решил не ждать этого, и сразу уехал из Беларуси. Вылететь в Украину не удалось, границы закрыли на день раньше, и меня сняли с самолета. Мне сделала приглашение Украинская культурная институция, и таким образом я смог выехать наземным транспортом. Сейчас помогают правозащитники. Украинские власти со мной не связывалась. Границу закрыли, хотя президент Зеленский и говорил, что для белорусов будет исключение. Но я сам убедился — меня сняли с самолета, когда я хотел сюда прилететь.
Очень много моих друзей, знакомых говорят, что из Беларуси надо уезжать. В моей среде таких большинство. Я считаю, что в такой сложный для Беларуси период эмигрировать без веской причины не стоит. Я бы сам никуда не поехал, но так сложились обстоятельства. Собираюсь обязательно вернуться в Беларусь, и меня не волнует, кто там будет президентом. Это моя страна и я имею право жить там.
«Каждый день я готова сорваться туда, но понимаю, что не доеду»
Ульяна Тикун, координатор информационного отдела Светланы Тихановской. Уехала из Беларуси из-за опасений, что ее могут задержать. С 10 августа находится в Украине.
Со стороны властей началось политическое давление. Я знала, что еще день-два, и меня будут задерживать. Утро начиналось с того, что в чате нашего штаба была перекличка, все ли на свободе. Каждый день забирали двух-трех человек. Я понимала, что в любой момент следующей могу стать я.
Последней каплей стало то, что в интернет слили базу людей, которых планировал задержать КГБ. Там было и мое имя, было написано, чем я занимаюсь. Люди, которые были в этом списке выше меня или ниже меня, уже были задержаны. Отец звонил мне и говорил: «У дома полицейская машина, будь осторожна», — или мама: «Уль, когда будешь идти домой, обойди с другой стороны». В Украину папа приехал со мной, был здесь первые дни, а потом поехал домой поддерживать маму.
После выборов мне было очень больно. Я плакала. Знакомые из школы вывесили на школьном заборе портреты и фамилии учителей, которые фальсифицировали выборы. Там были их фото и подписи: «я украл твой голос». Я смотрю и понимаю, что это мой учитель химии, учитель математики. Это те люди, которые учили нас быть справедливыми и не обманывать.
Мне трудно говорить о возвращении. Я каждый день готова сорваться и поехать туда, но понимаю, что я не доеду. Родители звонят мне и говорят: «Жизни, в которую ты рвешься, уже нет. Ты хочешь приехать, чтобы жить обычной жизнью, пойти в кафе или снова поступить в университет. Но этого уже нет. Университеты бастуют. Кафе тоже. Нет уже той жизни, о которой ты думаешь». Поэтому хочется начать ее в другом месте. Если свобода не идет к нам, — мы пойдем за свободой.
«В первые дни мне было страшно выходить даже в магазин»
Алексей Худанов, белорусский журналист. В ночь с 9 на 10 августа был задержан. Трое суток пробыл в тюрьме в Жодино. Через несколько недель львовские коллеги пригласили его участвовать в программе для пострадавших белорусских журналистов и правозащитников.
9 августа я работал в штабе Тихановской примерно до полуночи. Домой решили идти пешком с другом. Тогда основные события разворачивались у Стелы в Минске, а мы шли в двух километрах оттуда. Около часа или двух ночи, когда мы почти дошли до дома, к нам подъехал синий автобус. Из него вышли четверо мужчин в масках и, не представившись, начали нас задерживать.
Это было похоже на похищение. Они положили нас на землю, а потом отвели в пассажирский автобус. Там было уже около 30 человек. Все стояли на коленях, руки у всех были связаны строительными стяжками. Нельзя было поднимать голову. Тех, у кого находили острые предметы или ножи — выводили отдельно. Потом зашел ОМОНовец. Сказал, что наша задача — по очереди как можно быстрее вставать с колен со связанными руками. Людей били пока они не вставали. Если кто-то стонал, если ему было плохо, их это еще больше веселило. Когда подходила моя очередь, я понимал, что надо как можно быстрее встать и заранее немного приподнимался. Я отделался легко — меня ударили дубинкой по спине и в грудь кулаком.
В тюрьме, когда я общался с другими, оказалось, что всех задерживали примерно по такой же схеме. Люди шли ночью домой, подъезжал микроавтобус или автозак, и забирали всех, не разбираясь. Сидевший рядом со мной вообще голосовал за Лукашенко, а его задержали. Он просто ночью вышел в магазин за пивом и сел на скамейку отдохнуть.
Пока мы были в тюрьме, думали, что протесты стихнут, что всех запугали. Как у нас это обычно бывает: у людей начнется депрессия, и все постепенно сойдет на нет. Мы удивились, когда узнали, что люди наоборот, продолжают протестовать, что наше задержание стало лишь поводом для новых выходов на улицу. У нас было две тюрьмы, куда свозили задержанных: я был в Жодино, жестче всего было на Окрестина. Когда мы узнали, что происходило там, то поняли, что были в санатории.
В первые дни мне было страшно выходить даже в магазин. Я боялся каждой машины. У меня была психологическая травма. Через две недели я поехал во Львов. Программа, по которой я нахожусь в Украине, завершится в конце ноября. Возвращаться назад не то что страшно, скорее не хочется возвращаться в тот режим. Если ничего не изменится, и придется возвращаться в диктатуру, это будет разочарованием.
«Три жизни уместились в один чемодан»
Екатерина Куприянова, член инициативной группы Светланы Тихановской. Собирала подписи за Светлану, участвовала в предвыборных митингах. Вместе с 6-летним сыном и братом уехала из Беларуси из-за политического давления.
После давления на меня, мою семью, брата мы были вынуждены покинуть страну и уехать в Украину. Вещи собрали за два часа. У нас три жизни (моя, сына и брата) уместились в один чемодан. Нам могли дать по 15 суток, а брату вообще хотели пришить уголовное дело сроком до 2 лет.
Родители меня поддержали, довезли до границы. Потом мы пересели в другую машину. Даже не успели попрощаться. Родители надеются, что что-то изменится. Мы ежедневно созваниваемся, поддерживаем друг друга. Хотелось бы, чтобы они приехали. То, что происходит там сейчас — это очень страшно. Хочется, чтобы они были рядом. У них своя лавка. Если мы уехали, и нам нечего было терять, то родителям надо все продать.
На границе нас встретил человек, который привез нас в Киев. Сейчас мы живем вместе с другими белорусами-беженцами. Вшестером в маленькой квартире.
Сын должен в этом году пойти в школу. Он пойдет в нее в Украине. Будет учить украинский язык. Ему здесь очень нравится.
